Сохранившийся лишь в разрозненных отрывках, роман Петрония рассказывал об «особенностях древнеримской жизни дохристианской эпохи». Именно фрагментарность и отсутствие связей между главами первоисточника больше всего очаровали Феллини, поскольку он мог совершенно свободно трактовать события. В ущерб сюжетной целостности главное внимание он уделял каждой отдельно взятой сцене, реставрируя не событийный ряд, а саму атмосферу эпохи, когда языческие римляне были избавлены от необходимости давать чему-либо нравственные оценки.
Одиссея странствующих любовников — Энколпия и Аскилта, подчинявшихся главными образом зову плоти, в момент своего появления вызвала ассоциации с хиппующими «детьми цветов», превыше всех революционных завоеваний ценивших сексуальную свободу, быстро превратившуюся в невоздержанность. По признанию Феллини, самыми «благодарными» зрителями «Сатирикона» были несколько тысяч обкурившихся хиппи в «Америкен Скуайер», оставшихся на премьеру фильма после приуроченного к показу рок-концерта и живо реагировавших на каждый кадр.
Прошло десятилетие после «Сладкой жизни» (тогда Феллини впервые стал пессимистом), и с тех пор он все чаще начал утверждаться в мысли, что ничего хорошего от цивилизации ждать уже не приходится. Возможно, поэтому древнеримская цивилизация уподобилась здесь постиндустриальному обществу потребления — империи вульгарных нуворишей. «Человечество остается все тем же: главные характеры, темы и истории не меняются», — так Феллини комментировал этот замысел. И бунтующая молодежь, и сексуальная революция, и духовный распад – все это уже было два тысячелетия назад.