Феликс Розинер сочинил роман про гениального композитора. Но не про какого-нибудь там Леверкюна. Михаил Вигдаров (он же - Ахилл) хотя мигренью мучается и додекафонией временами забавляется, но душу дьяволу не продает. И советской власти тоже. Зачем? Ведь дар и так имеет место. Благо, папенькой нашего Ахилла был другой Ахилл, великий дирижер и композитор Эли Ласков. Означенный гений-пэр перемежал любовные похождения и ошеломительные концерты сочинением оперы из жизни древнегреческого героя. Нежданно явившийся на свет наследник оказался втянутым в миф своего (и папенькиного) патрона. Родила его нереида. Музыке обучил мудрый кентавр. Было и «испытание на Скиросе», однако энкавэдэшники, пришедшие забирать младенца арестованной нереиды, не одержали Одиссеева триумфа — наш Ахилл сумел сохранить себя для будущих подвигов.
Мифологические фиоритуры, сдобренные толикой обязательной иронии, вызывают в памяти дозволенный (пожалуй, даже — «назначенный») бестселлер семидесятых — «Загадку Прометея» Лайоша Мештерхази. Этико-музыкально-философические кульбиты оживляют тень другого подзабытого шедевра — романа из жизни «демонов на договоре». Да, раньше были времена, а теперь моменты. Когда Владимир Орлов низвергся со страниц «Нового мира» своим «Дантистом Ониловым», вся грамотная публика от парикмахерш до профессоров с вожделением принялась смаковать кисло-сладкое аппетитное пойло. Чарующий привкус оппозиционности, пленительный запашок интеллектуализма. Элегантно, с намеком и комфортабельно. Правда, чуток не хватает секса; неплохо бы пару сцен сделать пооткровеннее. Но ничего не попишешь — цензура-с. Вот, говорят, и в переводе венгерско-прометеевской сказки наличествуют купюры. Все-таки далеко нам до будапештского либерализма.
Феликс Розинер сочинял свою романную апологию свободолюбивого артиста в Бостоне. И год на дворе стоял девяностый. Поэтому он мог бесстрашно живописать интимные сцены. Мог прямо говорить об арестах тридцать седьмого года и студенческом марксистском вольномыслии пятидесятых. Мог откровенно связывать бездарных завистников с советской политической системой. Мог грациозно намекать на бесовщину новых революционаристских кружков, что не менее коммунистов враждебны истинному блаженному искусству. Он уже прочитал «Наследство» Владимира Кормера. И «Ожог» Василия Аксенова тоже прочитал. Помнится, в этом романе был эпизод сорванного концерта. Власть предержащие не дали исполнить гениальную джазовую композицию на античные темы. Вот и у Розинера они не дремлют — отменяют музыкальный спектакль о Троянской войне, подготовленный учениками великого Ахилла. В полном соответствии с реальностями проклятой советчины.
Впрочем, такой ли уж «проклятой»? Розинер накачал свой роман изрядным количеством позднесоветских злосчастий (разгон прогрессивной школы, где Ахилл превосходнейшим образом приобщал благородных вундеркиндов как к музыке, так и к высшим ценностям вообще; травля композитора, дерзнувшего сочинить издевательский опус на текст газеты «Правда»; засилие равнодушных бездарей в издательствах и творческих союзах; неутомимая деятельность КГБ, тянущего лапы к Ахилловой околодиссидентской дочери и т. п.). Фактура узнаваемая (жизненные основы некоторых романных эпизодов вычисляются без труда) — и в то же время абсолютно сказочная. Тревожиться не о чем. Все устаканится. Музыка бессмертна — гений свободен. Когда дело доходит до петли, герой быстренько сваливается в кому, автор отправляется на мифологическо-метафизическую прогулку, зарубежная музыкальная общественность поднимает кампанию в защиту сына Ахилла I (благо, детективная история родства раскручена полностью), многолетняя возлюбленная (обнаружившаяся несколькими страницами раньше) соглашается стать женой, а темные силы отползают посрамленными. Разве что представление сорвут да любимого Ахиллова ученика (Ахилла III, есть и такой намек) в консерваторию не примут. Но спектакли хорошо играть на свежем воздухе, а Гнесинка ничем не хуже главного музыкального вуза. Пустяки. Дело житейское. Внутренняя свобода — это вещь.
Не только большие и малые начальственные подлости меркнут при ясном свете Ахиллова гения. Не только трагическая история страны превращается в череду более или менее эффектных декораций, мимо которых стремит свой бег обаятельный герой. Забываются и муки ближних, вроде бы описанные с подобающим тщанием. Были когда-то совсем непростые отношения у Ахилла и той женщины, что родила ему дочь. Были — быльем поросли. Гениев надо любить. Чуть не покончил с собой любимый ученик. Молодо — зелено. Одумался. Восхищается наставником с еще большей страстью. А что возлюбленная (девочка-десятиклассница) отдалась ему для того только, чтобы чуть позже переспать с дорогим учителем (который не стал бы сожительствовать с девственницей), — так это временные сложности. Любовь к Ахиллу соединит молодых героев. Смешна не столько надуманность этого скабрезного сюжета, сколько абсолютная безответственность автора, не замечающего, как его супермен невольно оборачивается монстром. Заласканным, самовлюбленным и удручающе пошлым. Советским творцом, дождавшимся свобод и благостно глядящим на пройденный тернистый путь. «Трезвучие, которое объемлет все: Бог — Музыка — Любовь». И чуть выше: «На Западе Ахилл давно уже был хорошо известен. Его без конца приглашали быть тут и там на премьерах своих сочинений». Кажется, альтист Данилов (в человеческой ипостаси) выезжал за кордон еще в мрачные годы застоя и самоуспокоенности.
1994, ноябрь Гений в собственном соку Андрей Немзер, «Нева». 1994. №№ 7-8, 08.1994