28 июня 1935 года Сталин принял французского писателя в своем кремлевском кабинете и имел с ним большую беседу. Эта беседа тщательно записывалась как стенографистом, так и самим Ролланом - с разрешения Сталина. В "Правде" 29 июня появилось лишь краткое сообщение: "28 июня днем состоялась беседа т.Сталина с Роменом Ролланом. Беседа продолжалась 1 час 40 минут и носила исключительно дружеский характер". На встрече в Кремле присутствовали жена Р.Роллана, поэтесса и переводчица М.Кудашева, а также председатель правления Всесоюзного общества культурных связей с заграницей писатель А.Аросев. Беседа со Сталиным произвела на 70-летнего Роллана большое впечатление, о чем он потом не раз говорил и писал А.М.Горькому. Но то же самое писал уже на следующий день Сталину и А.Аросев, хорошо знавший французский язык и сопровождавший Р.Роллана как переводчик. Аросев докладывал вождю: "Ромен Роллан, надо прямо сказать, очарован Вами лично. Он мне несколько раз говорил, что ничего подобного не ожидал и никогда в жизни себе Сталина таким не представлял".
Ромен Роллан очень хотел сразу же опубликовать запись своей беседы со Сталиным. Но он был связан обещанием не разглашать содержание беседы в Кремле, пока сам Сталин не найдет нужным сделать это. Но Сталин так и не дал своего согласия на публикацию, хотя Ромен Роллан обращался к нему по этому поводу несколько раз. Почему Сталин был против? Только теперь, когда беседа Сталина и Р.Роллана была опубликована в разных российских изданиях, можно высказать на этот счет некоторые предположения. Поражает в первую очередь крайняя примитивность всех восхвалений Р.Роллана в адрес СССР и его упреков по поводу отдельных "упущений" советских властей, но также примитивность и неубедительность доводов и объяснений Сталина. Так, например, Р.Роллан выражал недоумение "французской публики" по поводу принятого в СССР в 1935 году закона об ответственности и наказаниях малолетних преступников с 12 лет (согласно постановлению ЦИК СССР, на детей распространялись все уголовные наказания для взрослых). Сталин взял новый закон под свою защиту. "Этот декрет, - сказал он писателю, - имеет чисто педагогическое значение. Мы хотели устрашить им не столько хулиганствующих детей, сколько организаторов хулиганства среди детей. В наших школах были обнаружены отдельные группы в 10-15 мальчиков и девочек, которые ставили своей целью убивать и развращать наиболее хороших учеников и учениц, ударников и ударниц. Учеников-ударников топили в колодце, наносили им раны, всячески их терроризировали. При этом было обнаружено, что такие хулиганские детские шайки организуются бандитскими элементами из взрослых. Декрет дан для того, чтобы устрашить и дезорганизовать взрослых бандитов".
Трудно было опубликовать даже в 1935 году и пояснения Сталина насчет террористических групп в самом Кремле. "У нас в Кремле, - говорил Сталин ошеломленному Р.Роллану, - есть женщины-библиотекарши, которые ходят на квартиры наших ответственных товарищей в Кремле, чтобы держать в порядке их библиотеки. Оказывается, что кое-кого из этих библиотекарш завербовали наши враги для совершения террора. Мы обнаружили, что эти женщины ходили с ядом, имея намерение отравить некоторых наших ответственных товарищей. Конечно, мы их арестовали, расстреливать их не собираемся, мы их изолируем. Вот вам еще факт, говорящий о зверстве наших врагов".
"Но почему бы Вам вот эти самые факты не опубликовать?" - воскликнул французский писатель. "Это не такое простое дело, - ответил Сталин. - У нас имеется немало бывших людей - жандармов, полицейских, царских чиновников, их детей, их родных. Эти люди не привыкли к труду, они озлоблены и представляют готовую почву для преступлений. Мы опасаемся, что публикация о хулиганских похождениях и преступлениях указанного типа может подействовать на подобные выбитые из колеи элементы заразительно и может толкнуть их на преступления". "Это верно, это верно", - согласился Ромен Роллан.
Через несколько дней Сталин в сопровождении Ворошилова, Молотова и Кагановича навестил Горького на его даче в Горках, где в то время был и Ромен Роллан. Ужин был многолюдным и обильным, но Сталин по большей части молчал. Р.Роллан записал в своем дневнике: "Они много пьют. Тон задает Горький. Он опрокидывает рюмку за рюмкой водки и расплачивается за это сильным приступом кашля. Вечер показался мне очень утомительным и скучным". Впрочем, Роллан считал, что у его российского коллеги были основания для такого поведения: он называет его "медведем с кольцом в губе". "Несчастный старый медведь, увитый лаврами и осыпанный почестями, равнодушный в глубине души ко всем этим благам, которые он бы отдал за босяцкую независимость былых времен, на сердце его лежит тяжелое бремя горя, ностальгии и сожалений. Мне кажется, что, если бы мы с ним остались наедине (и рухнул бы языковой барьер), он обнял бы меня и долго молча рыдал".